И почему разочарование первого года учебы — это нормально
— Отец Владимир, расскажите, как в Санкт-Петербургской духовной академии проходит дистанционное обучение? Есть какие-то особенности, собственные ноу-хау?
— Когда мы начинали семестр, никто не мог представить, что он будет так заканчиваться. Но мы достаточно быстро перешли на новый формат обучения. Дело в том, что уже много лет мы таким образом работаем с заочниками.
Сначала перепробовали много разных способов: записывали лекции на компакт-диски, создавали группы во «ВКонтакте». В результате самым удачным инструментом оказалась платформа для обучения Moodle. Буквально за два дня приспособили ее для удаленной учебы всех студентов в режиме самоизоляции.
Конечно, можно проводить живые лекции онлайн, когда студенты и преподаватели включают в девять утра компьютер и приступают к работе по обычному расписанию. Такая форма позволяет общаться напрямую, сохранять привычный распорядок дня.
Но это довольно трудно осуществить. Студентов у нас много, они находятся в разных часовых поясах, не все имеют возможность надолго уединиться перед индивидуальным компьютером, некоторые живут в одной комнате с родителями или братьями или сестрами. Да и масса других обстоятельств может мешать занятиям. Например, я вчера проводил семинар с немецкими студентами, а соседи затеяли ремонт. Пришлось моим студентам слушать шум перфоратора.
— С таким форматом все проходит гладко?
— Все гладко никогда не проходит! Прежде всего, возникает проблема самоорганизации. Возникает искушение воспринимать дистанционную форму как незапланированные каникулы. Надо быть реалистами: разъехавшись по домам к мамам и папам, мало кто сможет избежать расслабленности. Поэтому мы стараемся совмещать самостоятельную работу, общение на форуме, выполнение тестов к определенному сроку и видеолекции преподавателей, живое общение с ними.
Эта ситуация ставит важный вопрос: насколько наши студенты готовы к самостоятельности в обучении. Ведь это очень важный навык для вчерашних школьников — научиться распределять свое время, разбивать задачу на этапы и последовательно ее выполнять.
Один не может подключиться, другой приводит всю семью
— Дистанционная форма обучения может заменить очную?
— Мне кажется, не может. Даже с технической стороны это сложно. Недавно один мой студент из глубинки в Тверской области пытался подключиться к видеоконференции, но ему это так и не удалось — слишком слабый интернет.
Бывают и другие истории: преподаватели рассказывали, что их лекции слушает вся многочисленная семья студента. Все собираются перед экраном компьютера, даже глава семейства — папа-священнослужитель.
Такая форма обучения может быть только временной, полноценной ее не назовешь.
— Экзамены тоже пройдут удаленно?
— Да, до сессии осталось совсем немного времени. Хорошо, если бы все экзамены прошли в видеоформате, но вот выпускникам регентского отделения на итоговом экзамене нужно исполнить музыкальное произведение с хором. И хотя в сети ходят ролики выступлений оркестров в Zoom, мы понимаем, что такой формат нам не подойдет. И мы решили дать подразделениям и преподавателям возможность выбрать, как им удобнее провести аттестацию.
— Все-таки обучение в академии предполагает получение не только знаний, но и духовного опыта? Возможно ли это в дистанционном режиме?
— Здесь нет однозначного ответа. Конечно, единство семинаристов — вещь вполне реальная. Когда они живут бок о бок, одновременно просыпаются, вместе идут на утреннюю молитву, на трапезу, на учебу, участвуют в богослужениях — это важный и нужный опыт для будущих священников.
С другой стороны, мы видим в этой ситуации и другие вызовы, на которые молодые люди должны сегодня ответить. Например, что означает быть христианином в нынешних непростых условиях? Духовный опыт невозможно ничем ограничить. Он раскрывается не просто в стенах храма, но в душе человека.
Разве мы перестаем быть христианами из-за того, что не можем лично присутствовать на богослужении?
Или прибегать к Таинству причастия не так часто, как хотим? Эти вопросы вдруг стали для нас всех актуальными. И на них надо искать ответы в себе.
Духовная академия создает, в некотором смысле, тепличные условия. Студенты живут в одном корпусе, спускаясь на один этаж, идут на занятия, на два, на три этажа — в храм, в трапезную. Здесь есть все, чтобы вообще не выходить из ее стен. Можно положить деньги на телефон, сходить к кофейному аппарату за кофе, посидеть в библиотеке. Все это удобно.
Но ведь после окончания обучения ребятам придется поехать на приходы, где они столкнутся совсем с другой жизнью. А у кого-то и прихода не будет, ему придется создавать его «с ровного места». И именно та внутренняя основа, которая была заложена во время обучения, будет здесь играть самую важную роль, а не просто набор полученных знаний.
— Вы как приходской священник ощущаете это на себе?
— Конечно, я и сам оказался в непривычных для себя обстоятельствах. Я служу в Феодоровском соборе Санкт-Петербурга, из нашего храма велись прямые трансляции богослужений телеканалом «Матч-ТВ».
Вышло так, что именно на Пасхальную службу мне выпало ее комментировать — вместо того, чтобы служить. Это был совершенно новый опыт, и я не могу сказать, что он оказался менее «духовным».
Такие вызовы заставляют задуматься: то, что мы воспринимаем как повседневность, как данность, таковым не является. Еще недавно любой человек сам выбирал, когда ему пойти на службу, сколько раз и когда причащаться — и вот эта возможность исчезла.
Возвращаясь к вопросу о духовном росте: он не может быть ограничен никакими обстоятельствами. Можно смотреть трансляции богослужения, читать литературу, размышлять, слушать — и открывать новые грани в своей жизни. В конце концов, молиться нам ничто не может помешать. Ведь никакие условия не сделают человека автоматически христианином без его желания и усилий — пусть даже он ежедневно присутствует на всех церковных службах в течение всей жизни. Но при этом все силы зла не способны, по слову апостола, отлучить нас от любви Христовой — если только мы не отказываемся от нее сами.
Когда Библию было не достать
— Сильно ли отличаются современные абитуриенты духовной академии от тех, что были в то время, когда учились вы?
— Да, существенно отличаются. В основном к нам приходят вчерашние школьники, многие из них учились в воскресной школе, прислуживали в алтаре.
В девяностые, когда учился я, большинство приходило иными путями — через Священное Писание, чтение русской классической литературы, размышления и внутренний поиск. В основном это были люди, уже получившие светское высшее образование. Они понимали, что ответы на самые основополагающие вопросы бытия можно получить только в Церкви, и видели смысл жизни в том, чтобы посвятить себя служению.
В то время и Библию не всегда было просто достать, в Санкт-Петербургской семинарии же мы смогли соприкоснуться с богатейшей библиотекой и встретиться с удивительными преподавателями.
— Кто лично на вас оказал наибольшее влияние?
— Думаю, каждый наш преподаватель для кого-то может стать лучшим. Это все очень индивидуально.
Поступал я в 1992 году, и лично для меня одним из самых ярких наставников стал протоиерей Георгий Митрофанов. Я хорошо помню его живые лекции по истории Русской Церкви. Интернета еще не было, литературы мало. А отец Георгий не только давал нам факты, но и разносторонне критически рассматривал их, говорил об истории насколько возможно объективно, без ее идеализации.
Еще один ярчайший преподаватель — не так давно почивший архимандрит Ианнуарий (Ивлиев), благодаря которому я совершенно по-новому открыл для себя Новый Завет и Послания апостолов. Отец Ианнуарий приходил на лекции с греческим текстом Нового Завета, открывал его и начинал переводить и толковать те места, которые нередко оставались не до конца понятными в синодальном переводе. Его лекции всегда проходили очень живо, в аудитории царила какая-то особая атмосфера. Благодаря ему я взял за правило, готовясь к проповедям, по возможности смотреть текст на языке оригинала.
Игорь Цезаревич Миронович, преподаватель библейской истории, всегда показывал, что Священное Писание — это не просто сакральные тексты, написанные 2 тысячи лет назад, а слова, обращенные к каждому лично. Они могут и должны быть прочитаны именно так.
Буквально на днях исполнилось 75 лет нашему легендарному преподавателю литургики — архимандриту Софронию (Смуку). Он руководит богослужебной практикой на протяжении уже многих десятилетий. Это лучший знаток богослужебного устава в академии, один из самых важных наставников во время учебы.
Не хотелось бы отказать будущему великому пастырю
— Как поступают в академию? Вряд ли по результатам ЕГЭ.
— Это действительно очень ответственное дело. К каждому абитуриенту мы подходим индивидуально. Результаты экзаменов — лишь формальный критерий, даже знания по церковным дисциплинам не являются абсолютно определяющими. В конце концов, этому мы можем научить, для того и существует академия.
Куда важнее присмотреться к человеку, понять, почему он хочет к нам поступать, что собой представляет, какими мотивами движим. Пока идут экзамены, эти несколько дней абитуриенты живут в семинарии, и мы уже видим, как они включаются в наш распорядок дня, участвуют в совместных молитвах, как проявляют себя.
У всех членов приемной комиссии есть возможность пообщаться с абитуриентами. Учитывается и личная история кандидата, выясняется, нет ли канонических препятствий для принятия священства и так далее.
— Как принимается конечное решение?
— Каждую кандидатуру мы обсуждаем на итоговом заседании приемной комиссии. Все преподаватели, проректор по воспитательной работе, духовник академии высказывают свое мнение, при этом точки зрения могут значительно отличаться. Затем совместно принимаем решение.
Весь этот процесс никак нельзя заменить дистанционным приемом экзаменов, когда надо просто выполнить тест, поставить нужные галочки, чтобы компьютер принял решение, быть ли этому человеку семинаристом, будущим священником.
Даже общаясь очно с человеком несколько дней, трудно по-настоящему оценить его желание служить, внутреннее состояние. Наша задача — разглядеть этот огонек, во время учебы поддерживать его, чтобы уже на приходе пламя веры разгорелось в полную силу, пусть это и пафосно звучит.
— Бывают ли сильные сомнения: брать — не брать?
— Конечно. Но я предпочитаю если и ошибиться с приемом, то лучше уж в большую сторону, чем в меньшую. Не хотелось бы отказать будущему великому пастырю. Лучше дать шанс и уже в процессе понять, на своем ли месте оказался человек.
— Многим ли приходится отказывать?
— Так как мы физически ограничены имеющимися помещениями, бывает так, что количество абитуриентов ограничивается и этими параметрами. В любом случае тем, кто не поступает к нам, мы можем порекомендовать другие духовные школы, иногда связываемся с ними, чтобы отправить абитуриента учиться в другой город.
Сейчас в России достаточное количество духовных школ, поэтому и конкурс не такой, как в 90-х. Тогда надо было быстро подготовить множество священников, так как Церкви передавали множество храмов, в том числе разрушающихся, и надо было в них служить. Сейчас ситуация более стабильная и, мне кажется, стоит делать акцент не на количестве, но на качестве.
Разочаровываться полезно
— А что за «разочарование первого года учебы» постигает студентов духовной семинарии? Многие выпускники о нем вспоминают.
— Это известный феномен. Чаще всего так происходит, когда сталкиваются идеальные представления и реальность. То же самое происходит и в семейной жизни, когда новобрачные оказываются совсем не в том мире, который себе вообразили.
В таком случае даже хорошо, что чарующие розовые очки спадают. Лучше если это произойдет сейчас, а не тогда, когда молодой священник окажется на приходе, где его ожидает еще одна резкая смена реальности.
Здесь скорее речь идет о взрослении, которое и заключается в том, что человек учится воспринимать окружающий мир таким, какой он есть. Иногда, да, этот процесс протекает болезненно, но без него не обойтись.
— А у вас было такое разочарование?
— В какой-то острой форме — нет. Сложно было привыкать к новому быту. Тем более в 90-е условия проживания были намного хуже, чем сейчас. Питание было более чем скромное, помню, мы ездили копать картошку. Стирать подрясник приходилось в раковине. Но все это не воспринималось как проблема.
Сегодня в общежитии гораздо комфортнее, но отрываться от семьи трудно и нынешним семинаристам. Нужно учиться жить с незнакомыми поначалу людьми в одной комнате, в условиях, которые предполагают намного более строгую дисциплину, чем, возможно, они привыкли.
Любое начальное воодушевление, первая благодать не может длиться вечно. Человек не в состоянии пребывать только на вершинах, должен быть и путь низин.
Это непреложный закон. Христос показывает этот путь: после крещения на Иордане Он уходит в пустыню. Богоявление сменяется совсем другим периодом, в котором активным становится искуситель.
Так что с духовной точки зрения подобное переосмысление — это совершенно нормальный опыт. Я не стал бы ни драматизировать, ни преуменьшать его значимость, в том числе для здорового роста и развития будущего священнослужителя.
В семинарии пастыря не создают, а зажигают
— Так ли необходимо студентам жить в общежитии? А если они из Петербурга, нельзя ли сделать исключение?
— Сделав исключение, мы лишаем студента важной составляющей обучения. Ничто не может заменить той общинности, которая существует в духовной семинарии, когда день начинается с совместной молитвы, когда все вместе участвуют в богослужении, вместе читают акафист каждую среду перед иконой Божией Матери «Знамение». Здесь есть постоянная возможность общения с духовником академии, с преподавателями, которые обладают не просто набором знаний, но также пастырским и житейским опытом.
Это и есть живая традиция — от латинского tradere, передавать, подобно тому, как эстафетную палочку один человек передает дальше. Возможность такой передачи максимально раскрывается тогда, когда люди живут в сообществе. Обучение, мне кажется, должно соединять три составляющие: личный духовный путь, общинность и навык жизни в Церкви как в организме.
— Удается ли все это дать студентам? Отличаются ли выпускники от ваших представлений, каким должен быть образованный священник?
— Много лет назад была попытка разработать схему компетенций «идеального священника», и когда ее подготовили, оказалось, что такой идеальный пастырь едва ли существует.
Он должен безупречно совершать богослужения, уметь проповедовать на радио, телевидении и в соцсетях, знать древние и современные иностранные языки, уметь исповедовать, заниматься душепопечением, социальным служением и так далее. Это была хорошая и интересная попытка, но важно быть реалистами. Наивно думать, что 18-летние ребята через четыре года бакалавриата или даже через шесть лет с учетом магистратуры превратятся в пастырей, обладающих всеми этими качествами.
Духовная семинария не может «создать» пастыря, она должна зажечь, показать многостороннюю красоту, сложность и интересность пастырского служения. Результат нашей работы будет виден не через шесть лет, а значительно позже, когда появятся те священники, которые будут определять лицо Русской Православной Церкви в будущем.
И потому наше дело — привить «вкус» к священнослужению, любовь к богослужению, научить не быть пассивным требосовершителем, а уметь видеть нужду окружающих людей. Понять, что твоя паства — это и детдом, дом престарелых, тюрьма… Паства не ограничивается стенами твоего храма.
Пастырство, как и вообще христианство, — это путь, у него есть цель, а жизнь — это непрерывное движение к ней. И мы можем лишь надеяться в будущем повторить за апостолом Павлом: «Я насадил, другой поливал, а возрастил Бог».
Фото: spbda.ru
По материалам: https://www.pravmir.ru/idealnyh-svyashhennikov-ne-byvaet-protoierej-vladimir-hulap-o-tom-kak-uchat-seminaristov-vo-vremya-epidemii/