В 2021 году Академия на Неве празднует несколько памятных дат одновременно: 300-летие со дня основания и 75-летие со дня возрождения в 1946 году. За всё это время Духовные школы Северной столицы оставили свой неизгладимый след в душах людей: кто-то из них учился здесь, кто-то после обучения остался преподавать, а кто-то просто однажды пришёл в Академию на службу и с тех пор многие годы посещает храм апостола Иоанна Богослова каждое воскресенье. Естественно, у каждого из них свой — уникальный и неповторимый — опыт взаимоотношений с учебным заведением.
Сегодня предлагаем вам познакомиться с воспоминаниями и рассуждениями кандидата богословия, кандидата архитектуры, профессора Санкт-Петербургской Духовной Академии — архимандрита Александра (Фёдорова), который с 1997 по 2020 год являлся заведующим Иконописного отделения Академии на Неве.
Как Вы стали во главе Иконописного класса при Ленинградской Духовной Академии?
Многие начинают свой путь в Академии со студенческой скамьи. У меня это произошло не так. В 1988 году я был аспирантом Санкт-Петербургской академии художеств. В тот год в Ленинграде проходила замечательная конференция, посвящённая Крещению Руси, в которой принимали участие как светские деятели, так и церковные. Одной из тем, которые затрагивались на конференции, была Литургия и церковное искусство. Именно на этом мероприятии я сделал свой первый научный доклад. Руководитель секции — протопресвитер Иоанн Мейендорф — достаточно тепло принял моё сообщение.
В этот же год я был приглашён ректором Духовной Академии — протоиереем Владимиром Сорокиным — преподавать церковную археологию. Тогда же параллельно я стал экстерном сдавать экзамены за семинарский курс (Академию я заканчивал уже гораздо позже). И когда я был ещё преподавателем церковной археологии, возник иконописный класс, который возглавил отец Феодосий (Коротков) — замечательный человек, который потом уехал в Печоры, был там библиотекарем в Псково-Печерском монастыре. Но и там не порывал со своими чадами.
Я старался участвовать в жизни этого класса: приходил к воспитанникам, читал какие-то лекции. Однако стоит отметить, что тогда ситуация сильно отличалась от нынешней. Характер курса в то время был катехизический, воспитательный. Туда приходили миряне, которые хотели что-то узнать о Боге. Этот класс был тёплым местом, где люди из города могли учиться иконописи и получить наставления в церковной жизни.
На следующий год отец Феодосий уехал в Печоры, а отец Владимир поручил мне работу с иконописцами. Это совершенно не входило в мои планы — для меня важным было преподавание церковной археологии, так как мой предмет — история древнерусского зодчества. В моих планах было преподавание в двух Академиях (Духовной и Академии художеств), но своего предмета. А тут благословение отца Владимира. Ну, раз надо, так надо. Получилось так, что у этого спонтанного начала было продолжение длиной в 31 год.
Постепенно наше дело стало превращаться из кружка в серьёзное учебное подразделение, пусть и немногочисленное по составу учащихся. Всё было постепенно. Сначала отец Владимир создал этот класс. Потом, на какое-то время, он был вынужден его закрыть, так как не было никаких условий для продолжения обучения. Мы продолжали существовать, но совершенно на общественных началах (не было штатной структуры, только энтузиазм преподавателей). Тогда кто-то был хранителем икон в Академии, кто-то занимал ещё какую-то должность — буквально несколько преподавателей. Одним из них был замечательный человек, профессионал своего дела — Сергей Иванович Голубев. Он помогал ещё отцу Феодосию и был главным педагогом до начала 2000-х годов.
Дальше начали приходить профессиональные педагоги, но всё ещё не было структуры. Потом сменился ректор — им стал отец Василий Стойков, достаточно спокойный, размеренный, мирный человек. А за ним пришёл владыка Константин.
Владыка Константин постарался вернуть Иконописный класс в штат Академии. Этого хотел не только он, его предшественники тоже задумывались об этом, но у них не было для этого никакой возможности. Тогда у Святейшего Патриарха Алексия было получено благословение, чтобы организовать школу. За первый семестр 1997 года удалось собрать людей, создать хоть какую-то программу и набрать учеников. Занятия начались лишь зимой, а первый официальный выпуск произошёл в 2001 году. Потом школа переименовалась в Отделение. Тогда мы уже примерно выровнялись по количеству студентов — на каждом курсе у нас было около 10 человек. Принцип был такой, что каждый педагог по иконописи ведёт свой курс от начала до конца — один из важнейших принципов более глубокого профессионального наставничества. Этот же человек являлся и воспитателем класса, а остальные преподаватели лишь читали лекции по своему предмету. Достаточно много людей прошли через эту духовную школу: люди из разных мест, стран. У нас, например, был католический священник из Кореи — отец Иероним Чам. Он до сих пор преподаёт в своей стране, у него свои ученики. Они пишут в достаточно православном характере иконы. Были и другие представители зарубежья, как ближнего, так и дальнего. Теперь они несут свет нашей школы в разных местах мира.
Насколько включены оказались семинаристы в образовательный процесс Иконописной школы? Были ли случаи параллельного обучения людей сразу на двух направлениях?
Не могу сказать, что Иконописная школа стояла особняком — ребята всегда жили вместе, всегда общались. Сейчас из-за пандемии что-то изменилось, но эти изменения коснулись не только Иконописного отделения, но и всех других подразделений.
Иногда семинаристы изъявляли желание поучиться иконописи, но становилось очевидно, что времени для качественного совмещения программ не хватает. Как правило, они начинали, но постепенно отходили от иконописи, так как не хватало времени. Некоторые заканчивали сначала семинарию, а потом поступали в Иконописную школу, кто-то наоборот.
На что должна делать упор образовательная программа Иконописного отделения: богословского или художественного? Кому легче стать иконописцем: тому, кто никогда не занимался изобразительными искусствами или же профессионалу со светским образованием?
Вы знаете, у каждого разные дары от Господа. У всех получается по-разному, есть и те, у кого-то не получается ничего. Я видел людей, которые, не имея светского художественного образования, становились прекрасными иконописцами, как видел и светских профессионалов, которым стать хорошими иконописцами не удалось. Всё очень сильно зависит от личности. Однако точно могу сказать, что светскому профессионалу, если он хочет развиваться в иконописи, необходимо усердно переучиваться. Если он был графиком, живописцем, архитектором, скульптором, то ему необходимо, не то что забыть свой навык, но многому научиться заново, потому как в иконописи очень многое по-другому. И в этом большая проблема. Но, тем не менее, я видел успешные попытки. Меткий глаз и твёрдая рука профессионала — неплохое преимущество. Приходить в Иконописную школу при Духовной Академии можно по-всякому: и имея светские «корочки» за спиной, и без них. Тут надо довериться Промыслу Божию, быть внимательным к Его зову и спокойно работать, а не метаться между светской и церковной средой.
Однако в этом отношении есть проблема. Пока что Иконописное отделение не аккредитовано, у ребят нет признаваемых государством дипломов. Есть несколько вариантов решения этой проблемы, один из которых — продолжение обучения в Академии художеств, возможно даже заочно, чтобы получить «корочки» или же какое-то из училищ, которые, правда, уже не дают высшего образования, а только среднее. Варианты есть, всё зависит от того, что хочет сам иконописец.
При этом, не должно быть погони только за дипломом. Каждый человек, который желает посвятить свою жизнь написанию образов, должен помнить, что иконопись — не просто техника, это внутреннее состояние. Поэтому я всегда настаивал на том, чтобы у абитуриентов было благословение духовника: не просто правящего архиерея, а именно человека, который знает абитуриента и понимает, на что его благословляет. При этом, конечно, надо, чтобы у человека были художественные навыки. Однако это не всё, должно быть что-то ещё. Здесь как в философии: целое — больше суммы частей, из которых оно состоит. Речь идёт о даре Божием и благословении. Если у человека нет духовной основы, у него точно ничего не получится. Когда некоторые люди, светские профессионалы, берутся за церковные работы, получается «кич». Это хороший показатель: в церковном искусстве всегда можно понять, в каком духовном состоянии находится автор той или иной работы. Поэтому профессионализм и духовная жизнь должны быть нераздельны. Тогда всё получается.
Отсюда вытекает другая проблема — соотношение светского и духовного в таких учебных заведениях, как наше. Важно не переусердствовать, нужна золотая середина. Ведь если мы будем давать только духовную составляющую без профессиональной, то будет плохая техника, а если наоборот — то церковное учебное заведение вообще потеряет свой смысл. И найти эту золотую середину — самое сложное. Может быть для каждого этапа развития нашей школы, данные пропорции были разными, однако, как мне кажется, в каждый момент времени мы находили эту середину.
Ещё одна проблема начиналась при мне и сейчас ещё не решена до конца. В один момент стало очевидно, что необходимо провести государственную аккредитацию Отделения. Но проблема в том, что по стране (да и на канонической территории Русской Православной Церкви) Иконописные отделения — разные. У каждого свой опыт, своя организация: в Курске — одно, в Тобольске — другое. Этим они интересны. Сделать из них что-то одинаковое — невозможно. Да и нужно ли? Наоборот, очень интересно учесть и не потерять этот разный опыт.
Перенимали ли Вы опыт других учебных заведений, или же создавали уникальную программу для Иконописной школы?
Не могу сказать, что это была только моя идея. В Иконописной школе были профессионалы. Мы учитывали их опыт и только направляли его, пользуясь теми возможностями, которые у нас были. В чистом виде образца-то и не было, остальные похожие заведения тоже были в процессе формирования, поэтому мы были в равном положении. Возможно исключением являлась только Московская школа, у которой был более серьёзный опыт, который накапливался с 1950-х годов, во многом сформировавшийся благодаря архиепископу Сергию (Голубцову), чей отец — А. П. Голубцов — был профессором дореволюционной Московской Духовной Академии и автором курса лекций по церковной археологии.
Владыка Сергий был и сам замечательным иконописцем. Если будете в Новгороде, зайдите в храм апостола Филиппа и обратите внимание на иконостас — это его работа. Он умел так писать образа, что они помогали молиться, такое удаётся не каждому.
Несмотря на то, что Московская школа начала формироваться раньше, чем Санкт-Петербургская, наши мастера не уступали в профессионализме. Это были иконописцы и мастера Александр Васильевич Стальнов, Валентина Тихоновна Жданова, Иван Александрович Кусов, упомянутый уже Сергей Иванович Голубев. Это ветераны нашей Академии, которые сделали очень много для становления здесь иконописной традиции, которую потом уже продолжали их выпускники.
Я лишь преподавал свой предмет и курировал общее состояние учебного процесса. Так получилось, что со временем сформировалась та постадийность преподавания, которая есть сейчас: какие-то упражнения на первом курсе, какие-то на втором; на третьем курсе уже самостоятельная работа над иконой святого (часто это апостол и евангелист Иоанн Богослов, иконы Божией Матери и праздничные иконы). А завершает всё дипломная работа. Это может быть большая икона святого с разработкой интересных, необычных клейм. Здесь иногда зарождается новая иконография: либо разрабатывается написание нового святого, или же осуществляется композиционное переосмысление образов хорошо известных святых. Был интересный опыт, когда у нас стояла задача написать всех канонизированных выпускников Духовной Академии вместе. Другой вид деятельности — это коллективная работа над иконостасом. В этом случае требуется особое мастерство — приноровиться к своим коллегам, чтобы написать иконостас в одном стиле. А это очень непросто, ведь художник — творец, который показывает в работе своё «Я». А здесь требуется, чтобы это «Я» ушло на второй план, и Господь действовал Своим Святым Духом через всех. Такая дипломная работа очень полезна, она учит смирению. У нас часто делали такие работы: в одном из храмов Новодевичьего монастыря, в Колпино, в Академии материально-технического обеспечения, в Военном инженерном институте. Это приятный опыт, особенно когда потом ребята осознают, что совместное усилие приносит такой красивый результат.
Выполняя те или иные работы, мы — преподаватели — формировали программу. Так, однажды мы поняли, что ребятам необходимо преподавать и академический рисунок тоже. Ведь нельзя изображать ангела как «мешочек» с какими-то ручками-ножками, человек должен уметь передать движение, полёт небесного посланника на иконе, поэтому необходимы художественные навыки, а для этого надо понимать, как строится фигура. Преподавание академического рисунка пошло нашим студентам на пользу.
Другим преимуществом нашей школы является преподавание догматики (в Московской школе отдельным предметом её не преподают). Мы же решили, что этот предмет обязательно должен быть среди изучаемых дисциплин. А сильной стороной Московской школы является иконология*, которая отсутствует у нас. Но мы стараемся компенсировать это догматическим богословием и курсом истории и теории церковного искусства, а также иконографией. Предметы, которые мы вводили, всегда были направлены на поиск той золотой середины, о который мы говорили выше. И здесь мы никогда не смотрели на другие школы, а руководствовались собственным опытом.
В изобразительном искусстве есть сферы, которым очень тяжело научить на базе Духовной Академии. К таким областям относится монументальная живопись и реставрация. Для этого требуется большая материально-техническая база. Поэтому такие дисциплины должны изучаться в светских художественных высших учебных заведениях. Но должна быть общая интеграция, когда студенты одного вуза могут проходить практику или осваивать какие-то программы в другом учебном заведении. Однако для иконописцев наиболее оптимальный вариант — это школы при Духовных Академиях: когда есть и материальная база, и храм неподалёку. Тогда иконописцы не выпадают из богослужебной жизни.
Вы за 30 лет видели много поколений студентов. Как менялись приходившие на Иконописное отделение люди? Как менялось их осознание того, куда они приходят?
С одной стороны, мы наблюдаем некую общую динамику среди духовных школ, которая не радует и которая отражается и на абитуриентах Иконописного отделения. Часто можно слышать, что в советское время сюда приходили более осознанно — с другой степенью убеждённости и веры. А позднее — с меньшей ответственностью, попробовать, посмотреть: получится или нет. Отдельные представители, подтверждающие такую позицию, есть.
Однако, как мне кажется, у нас нет такого контраста среди поколений абитуриентов, который есть на Богословско-пастырском факультете семинарии. Как мне кажется, будущие иконописцы в основной своей массе знают, чего хотят и зачем сюда приходят.
Чтобы Вы пожелали современным абитуриентам Иконописного отделения?
Я хочу пожелать, чтобы они не просто монотонно проходили обучение в Академии, но и слушали свой внутренний голос, искали баланс между теоретической, профессиональной составляющей и собственным духовным состоянием. Чтобы всё было без перекосов. Этот баланс должен оставаться всегда.
Источник: Пресс-служба СПбДА / spbda.ru
